[oronar]

Бернард Льюис, британско-американский ученый, один из самых известных, старейших и влиятельных востоковедов в мире опубликовал статью, в которой он прогнозирует будущее Ближнего Востока на фоне подходящей к концу операции израильской армии в секторе Газа. Статья была опубликована на сайте Hudson Institute.
Война в Газе снова поставила, в острой, но знакомой форме, кардинальный вопрос: возможно ли примирение между Израилем и арабами?

Долгое время в регионе и во всем мире было принято считать, что борьба арабов с Израилем продолжится до тех пор, пока они не достигнут своей цели и не сокрушат еврейское государство. А пока арабские диктаторские режимы нуждаются в Израиле как в законном и безвредном громоотводе народного гнева, который, не будь сионистского государства, был бы обращен внутрь. В такой ситуации единственный мир, которого можно ожидать, - мир кладбищенский.

Современная история Ближнего Востока показывает, что есть два варианта мира в регионе: мир ограниченный, но реальный, и другой всеобъемлющий, т.е. весьма отдаленный и проблематичный.

Образцом первого подхода к миру была политика Анвара Садата, президента Египта, убитого в 1981 году. Он хотел мира и даже публично заявлял о готовности отправиться в Иерусалим. Садат сделал это не потому, что он вдруг проникся любовью к сионизму, им руководил практические соображения - беспокойство, разделяемое все большим числом его сограждан, что Египет стремительно превращается в советскую колонию. Советское присутствие в Египте было намного глубже и бесцеремоннее, чем когда-то британское.

Садат решил, что при всей своей мощи и враждебном потенциале Израиль все же представляет для Египта меньшую опасность, чем Советский Союз. Поэтому он выступил с мирной инициативой.

Несмотря на многочисленные трудности, мир между Египтом и Израилем, холодный, часто просто ледяной, продержался почти 30 лет к взаимной выгоде обеих сторон. В 1994 году к процессу примирения присоединилась Иордания и некоторые другие арабские правительства.

В Иране убийцу Садата почитают как героя. Его именем названа одна из улиц Тегерана. В настоящее время во многих арабских странах и в широких арабских кругах, нарастает ощущение, что сегодня они снова стоят перед угрозой, которая намного страшнее Израиля в его самом худшем виде, и эта угроза - воинствующий радикальный шиитский ислам, направляемый Ираном.

Это воспринимается как двойная угроза. Иран, неарабская страна с древней имперской традицией, пытается распространить свое влияние на арабский мир до Средиземноморья. Иран пытается поднять и привести к власти шиитское население в Ираке, Саудовской Аравии, странах Персидского залива и других арабских странах, шиитов, которые веками были объектами суннитского владычества. Иранские щупальца приникают на запад в Ирак, с севера, в Сирию и Ливан, а с юга на палестинские территории, а именно в Газу.

Многие арабы, а точнее их лидеры, считают, что эта двойная угроза, Иранской империи и шиитской революции, представляет намного большую опасность, чем Израиль - она угрожает самим их обществам и их идентичности. И некоторые арабские правители реагируют так же, как Садат в случае советской угрозы - они ищут примирения с Израилем.

В 2006 году во время войны между Израилем и поддерживаемой Ираном шиитской "Хизбаллой" обычная арабская поддержка арабской стороны конфликта поразительным образом отсутствовала. Было ясно, что во многих арабских столицах надеются на победу Израиля, которая так и не материализовалась. Разочарование висело в воздухе.

Такую же двойственность мы видим по отношению к ситуации в Газе. С одной стороны, арабская солидарность требует поддержать Газу в ее войне с Израилем, независимо от природы режима в той или иной стране. С другой, многие видят в Газе - которой правит ХАМАС, суннитская группировка, находящаяся под все большим контролем Ирана - смертельную угрозу суннитскому истеблишменту во всем арабском мире.

В этой ситуации возможно возникновение некоего консенсуса для поддержания статус-кво. Такой мир, наподобие мира между Израилем и Египтом, будет холодным и будет существовать под постоянной угрозой радикальных сил изнутри и снаружи. Но он может продержаться долгое время, и это, безусловно, лучше, чем война.

В прошлом любое движение в сторону мира на Ближнем Востоке предполагало активное, порой решающее, вмешательство великих держав. На этот раз это не так.

У США больше нет глобального противника, и при низких ценах на энергоносители сомнительно, что она захочет быть вовлеченной в малоприятные ближневосточные склоки. Россия, больше не желающая мириться с ролью маргинальной страны, пытается играть какую-то роль на Ближнем Востоке. Но ее влияние невелико, и у России есть свои проблемы с исламом.

В прежние времена большую роль в регионе могла сыграть Европа, но сегодня вопрос ставится по-другому: не какую роль играет Европа на Ближнем Востоке, а какую роль играет Ближний Восток в Европе. Один видный сирийский интеллектуал заметил недавно, что самый важный вопрос о будущем Европы формулируется следующим образом: это будет исламизированная Европа или европеизированный Ислам?

Остается вероятность, что мира не будет. В таком случае регион ожидает хаос и взаимное истребление, которое перекинется и в исламизированную Европу, и будущее мира будет решаться в схватке между Азией и Америкой.